Подземный ход внезапно оборвался. Груда камней отде­ляет ариежских спелеологов от внешнего мира. Из щелей между камнями брезжит солнечный свет,  в легком сквозняке колеблется пламя факелов, бросая причудливые тени на по­крытые плесенью своды. Через несколько минут камни разо­браны, и солнечный свет врывается внутрь подземелья.

.   На полу лежат два скелета. Их руки сжимают алебарды. Медные конические шлемы, истлевшие лохмотья одежды, остатки снаряжения — пряжки от поясов, оловянные бляшки с непонятными символами: пятиугольник, голубь, пчела. За­щитники подземелья, видимо, были убиты сразу: в глазнице одного торчит наконечник стрелы, грудную клетку другого насквозь пронзило трухлявое древко... Кто эти мертвые стра­жи подземелья, как они попали сюда и сколько веков сжи­мают в руках уже не нужное оружие?

В августе 1964 года, когда началось открытие Монсегюра, исследователи вряд ли могли ответить на этот вопрос.

...Пик Монсегюр хорошо видно с дороги уже с расстояния пятидесяти километров, если ехать из Тараскона в Фуа. Проклятое место на святой горе», — говорят народ­ные предания о пятиугольном Монсегюре. Для тех, кого влекут сюда тайны древних камней, юго-запад Франции — страна чудес, изобилующая гордыми руи­нами, легендами и сказаниями о «рыцаре чести» Парсифале, волшебном замке Монсалват, легендарном кубке Святого Грааля. Туристам из Европы это окситан­ское местечко знакомо как одно из самых «мистиче­ских и загадочных» во всей Франции, сравнимое разве что с немецким Брокеном. Каким же трагическим со­бытиям обязан Монсегюр своей славой?

ПОЯВЛЕНИЕ СОВЕРШЕННЫХ

XII—XIII веках Лангедок — независимое государство, простирающееся от Аквитании до Прованса, от Керси до Пиренеев, имеющее владения на востоке до Триполи. Повелители Лангедока — династия графов Раймундов — настолько могущественны, что их порой назы­вают «королями Юга», в отличие от «королей Севера», цар­ствующей во Франции династии Плантагенетов.  Во всех от­ношениях лангедокская цивилизация отличается от севера, и север бледнеет перед нею. В столице Лангедока Тулузе скрещиваются идеи, философии, учения и религии, пришед­шие со всего Средиземноморья.

«Южнофранцузская — проще говоря, провансальская — нация не только проделала во времена средневековья «цен­ное развитие», но даже стояла во главе европейского разви­тия. Она выработала, первая из всех новейших наций, лите­ратурный язык. Ее поэзия для всех романских народов, и да­же для немцев и англичан, служила тогда недостижимым об­разцом, в промышленности и торговле она нисколько не уступала итальянцам. Она не только развила «одну фазу сред­невекового бытия» в самом «блистательном виде», но вос­кресила даже среди глубочайшего средневековья отблеск древнего эллинства», — писал в свое время Энгельс, оце­нивая значение провансальской культуры.

Но наиболее отличается Юг от Севера в области рели­гии — все жители Лангедока примкнули к новой вере. Ее по­следователей называют катарами (по-гречески «чистыми», «совершенными») или альбигойцами (по центру движения, городу Альби) Как указывает русский историк Н. А. Осокин, это название еретиков Южной Франции первый раз появляется в 1181 году в хронике одного лимувенского аббатства.

 «Нет одного бога, есть два, которые оспаривают господство над миром. Бог Добра и Бог Зла. По духу, составляющему его величие, человек принадлежит к первому, по бренному телу он подчиняется второму...»

Эта странная по тем временам философия таинственными путями проникла с далекого Востока во Францию, но она подобна югу, где, как на арене, четко противопоставляются солнце и тень...

 Как указывает русский историк Н. А. Осокин, это название еретиков Южной Франции первый раз появляется в 1181 году в хронике одного лимувенского аббатства.

Социальные барьеры в Лангедоке менее  непроницаемы. В шумных и цветущих городах Юга, торгующих с Арабским Востоком, сеньоры разделяют власть с выбранными в муни­ципалитеты горожанами. Женщины свободны и уважаемы, в их честь слагаются баллады, песни, расцветает знаменитая поэзия трубадуров. Высокое развитие школьного и универ­ситетского образования, расцвет медицины, математики, аст­рономии, философии, распространение арабского языка и знакомство с греческими и римскими авторами, поэзия тру­бадуров и литература на национальном провансальском язы­ке «ок» — все это способствует складыванию на юге Фран­ции своеобразной и высокой культуры, подобной которой нигде в Европе нельзя найти.

Исследователи альбигойской научной мысли утверждают, что властителем их дум был легендарный перс по имени Мани. «Этот персидский пророк, — объясняет французский историк Кармен Энеш, — пытался сплавить в одно целое хри­стианские доктрины, религию Зороастры и буддизм. Возве­дя в принцип дуализм, он признавал извечное существова­ние двух начал: Добра, символизируемого светом, и Зла, воплощенного в мраке и косной материи. Это религиозное течение — манихеизм — получило широкое распространение в Римской империи в начале III века новой эры, оно жестоко преследовалось ранней христианской церковью и просущест­вовало вплоть до X века».

А в X—XI веках почти вся Европа оказывается охвачен­ной десятками новых ересей: появились катары, вальденсы, богомилы. Наибольшее влияние на них оказала доктрина манихеизма. В Южной Франции катары появляются в X веке.

В настоящее время историки располагают всего тремя ис­точниками по альбигойской ереси, ускользнувшими как от зоркого ока пресвятой инквизиции, так и от архивов Ватика­на. Эти несколько уцелевших источников скупо повествуют об истории катар, их мировоззрении, организации, таинствен­ных обрядах.

«Мир существует вечно, он не имеет ни начала, ни конца... Земля не могла быть сотворена богом, ибо это значило бы, что бог сотворил порочное... Христос никогда не рождался, не жил и не умирал на земле, так как евангельский рассказ о Христе является выдумкой католических попов... Крещение бесполезно, ибо оно проводится над младенцами, не имеющи­ми разума. и никак не предохраняет человека от грядущих грехов... Крест не символ веры, а орудие пытки, в Риме на нем распинали людей...»

Вот чему учат люди, подпоясанные веревкой, одетые в черное, в высоких восточных конических шапочках,  неуто­мимо бороздящие дороги Лангедока. Катары делились на две категории: Совершенные и Верующие. Совершенные ве­ли подвижническую жизнь, полную лишений и невзгод, про­водили время в молитвах и постах. Что касается Верующих, они жили обычной жизнью, вступали в браки, рожали де­тей, ели любую пищу, но слушали и соблюдали заповеди, которым их учили Совершенные.

А Совершенные — апостолы катаров — были настоящи­ми эрудитами: это астрономы и астрологи, философы и вра­чи, математики и строители. Сеньорам, стремящимся к зна­ниям, они рассказывали о Платоне и Аристотеле, о филосо­фии и истории Древнего Египта, Персии, Палестины; детей бедняков они учили грамоте в созданных ими самими шко­лах; крестьянам они помогали в полевых работах, а после этого читали лекции в Тулузском университете. Под эгидой просвещенных графов Тулузы, города более древнего, чем Рим, эти люди мечтали создать островок цивилизации среди моря варварства и средневековья .

Совершенные полны рвения, однако скупы на откровен­ность. Каковы их обряды? Где они совершают свои бого­служения и совершают ли они их? Этого никто не знает... Их правило: «Jиrа, реrjиrа, sekretит рroderе поli» — «Кля­нись и лжесвидетельствуй, но не раскрывай тайны!»

Катары — гнусные еретики, — гремят католические епископы. Голоса звучат потому так громко, что проповеди раздаются почти в полупустых храмах.

Отнюдь нет! — возражают Совершенные. — Мы под­линные христиане. Мы остаемся верны закону любви и доб­ра, тогда как римская церковь погрязла в роскоши и разв­ратe.

  В ЛАНГЕДОК, ЗА ЖЕНЩИНАМИ И МАНДОЛИНАМИ!

На всем Юге царит закон любви, и катарам, проповеду­ющим любовь святую, эхом отвечают трубадуры, воспеваю­щие любовь мирскую. От графа Тулузы до простого поселянина каждый предан новой вере. Но в Лангедоке по­является соглядатай папы — испанский монах Доминик, став­ший впоследствии «святым Домиником». Он пытается побе­дить Совершенных их же оружием — чистотой нравов и си­лой аргументов. Увы, слову божьему больше не верят в Лан­гедоке! Не достигнув успеха, он ушел убежденным, что Со­вершенные уступят только силе. Так возникает — по личному приказу папы — орден доминиканцев, возглавивший новое детище римской церкви — пресвятую инквизицию.

...Папа Иннокентий Н1 и король Франции Филипп II Август — два железных характера, они решают действовать сообща: одному нужно с корнем выкорчевать опасную ересь, охва­тившую пол-Европы, другому — присоединить к королев­скому домену богатый Лангедок. Объявлен крестовый поход против еретиков! В июле 1209 года в Лангедок устремляет­ся разбойничий сброд негодяев — армия верующих приблизительно из 50 000 человек».

...Это одна из самых страшных и отчаянно жестоких войн в истории Франции. Два папы и три короля, сменяющие друг друга, по очереди теряют свои силы. Осыпая проклятиями непокорных еретиков, они чуть ли не объявляют «тотальную мобилизацию» всего христианского воинства, как это было в походах на Восток. Лангедок, покоренный, восстает снова и снова, его вновь побеждают, но он опять поднимает зна­мя восстания. Наконец, после 60 лет борьбы, страну якобы ставят на колени. Возглавляемая  жестоким Симоном де Монфором и не менее жестоким папским легатом Арнольдом из Сито, армия крестоносцев грабит и насилует, жжет и уби­вает. Хроника рассказывает, что после взятия одной из катарских крепостей кто-то из главарей крестоносцев, пришед­ший в ужас от кровавой резни, учиненной солдатами Монфора, обратился к посланнику папы с вопросом:

Святой отец, как отличить катаров от добрых католиков?

Ответ папского легата вошел в историю:

Убивайте всех: бог узнает своих!

7000 жителей, в том числе женщины и дети, были убиты в церкви св. Назария в городе Безье. Резня продолжалась на улицах. Город горел три дня. Ночью можно было увидеть и освещенные пожарами знаменитые стены древнего Каркассона, где произошла вторая битва.

...Катары отступают в горы. Здесь они решают дать послед­ний бой, в их руках осталось только одно гнездо сопротив­ления, орлиное гнездо, бросившее вызов всей огромной ар­мии интервентов -  Монсегюр!

ПОЛЕ СОЖЖЕННЫХ

Монсегюр всегда был для Совершенных святым местом... Это они возвели на вершине горы пятиугольный замок, по­просив его прежнего хозяина, единоверца Рамона Пиреллу, перестроить крепость по их чертежам. Здесь в глубокой тайне катары совершали свои обряды (по крайней мере так одно время считали ученые). Теперь они безнадежно цеплялись за него.

...В мае 1243 года крестоносцы осадили Монсегюр, куда укрылись последние Совершенные во главе со старым катарским епископом Бертраном д'Ан Марти. Среди защитников крепости было всего 100 человек профессиональных воинов. Остальные — философы, филологи, врачи и астрономы — как следует даже не могли владеть оружием. Тем более что апостолы Совершенные не имели права носить его, так как оружие, считали катары, являлось прямым символом зла... И тем не менее 10 тысяч крестоносцев топчутся в равнине, и, несмотря на свое численное превосходство, все их атаки успешно отбиваются. Целый год держится Монсегюр...

Однажды под покровом ночи крестоносцам удается уста­новить на маленьком выступе скалы тяжелую катапульту, захваченную в бою под Каркассоном. Громадные камни заваливают крепость... В марте 1244 года Монсегюр пал. Ос­тавшимся защитникам крепости пообещали жизнь, если они отрекутся от своей веры. А чтобы катары не могли обмануть крестоносцев, верные своему принципу «Клянись и лжесви­детельствуй, но не раскрывай тайны!», они предложили ка­тарам пройти через испытание. Каждый из них должен был перерезать горло собаке, чтобы нарушить основной принцип катарской веры — не пролитие крови невинного существа. Пленные единодушно ответили отказом: лучше быть сожженными, чем отречься!

Вечером 16 марта 1244 года длинная процессия спустилась в маленькую долину у подножия горы, где для еретиков был приготовлен огромный костер. Двести пятьдесят семь человек, мужчин и женщин, стариков и детей, переживших осаду, спокойно и торжественно взошли на костер. Это мес­то и по сей день носит название Поля сожженных.

...Потрескивая, догорает в ночи огромный костер — аутода­фе для вероотступников. В молчании стоит огромное каре «воинов христовых». Они победили: последний оплот ере­тиков пал!

За их спинами, не замеченные никем, четыре бесшумные тени скользнули вниз по веревке со скал Монсегюра. Они бежали из замка, унося с собой тяжелый сверток. Это под­линный исторический факт. Об этом под пыткой сообщил пресвятому трибуналу комендант крепости Арно-Роже де Мирпуа. Сохранились записи... Он сказал: «Бежавших звали Гюго, Амьель, Экар и Кламен. Это были четверо Совершен­ных. Я сам организовывал их побег, они унесли с собой на­ши сокровища. Все тайны катаров заключались в этом свертке».

ОТКРЫТИЕ „СОЛНЕЧНОГО ЗАМКА"

 C 1956 года, — рассказывает Фернан Коста, глава Ариежского спелеологического общества, — мы начали иссле­довать Монсегюр. Мы извлекали из раскопов гвозди, глиня­ные изделия, различную утварь, обломки оружия. Но это не то, что нам было нужно. Мы не искали сокровищ, хотя местные крестьяне считали нас кладоискателями.

В августе 1964 года ариежские спелеологи обнаружили у подножия крепостных стен шесть естественных сбросов. В одном из них, расположенном в 80 метрах от крепости, были найдены остатки метательной машины и груды камней, принесенных на гору из долины. Расчищая завал, исследо­ватели с изумлением обнаружили на внешней стороне сте­ны значки, насечки и какой-то чертеж. Он оказался черно­вым планом... подземного хода, идущего от подножия стены к ущелью. Видимо, при перестройке замка этим чертежом руководствовались строители. А затем последовало открытие подземного хода, скелеты с алебардами и новая загадка: кто эти погибшие при выходе из подземелья люди?..

Один из исследователей крепости, роясь под фундамен­том стены, извлек целый ряд интересных предметов с на­несенными на них катарскими символами. Так, на пряжках и пуговицах была выгравирована пчела, для Совершенных она символизировала тайну оплодотворения без физического контакта/  В числе находок была и свинцовая пластина длиной в 40 сантиметров, сложенная пятиугольником. Пятиуголь­ник — основной символ манихеизма — был отличительным знаком у апостолов Совершенных. Известно, что катары от­рицали латинский крест и обожествляли пятиконечник, ко­торый являлся для них символом вечной диффузии — рас­сеивания, распыления материи, человеческого тела. Эти на­ходки еще раз подтвердили преемственность катарами идей и философии манихеизма и указали на теперь уже понятную странность в конструкции пятиугольного замка.

Но подлинного своего Шлимана развалины Монсегюра нашли в лице Фернана Ниэля, вышедшего в отставку фран­цузского инженера-математика. Ниэль знал историю края, был знаком с источниками по катарской проблеме, со спе­циальной литературой. Необычайная планировка замка привлекла внимание Ниэ­ля. Зачем Совершенные попросили хозяина замка пере­строить его по их собственным чертежам? Только ли для то­го, чтобы выразить в конструкции крепости символ своей странной веры — пятиугольник?

— В Монсегюре, — говорит Фернан Ниэль, — повсюду тайна, прежде всего, она в самой конструкции замка — это самое странное сооружение, которое когда-либо существо­вало. Несомненно, в нем самом был заложен ключ к обря­дам — тайна, которую Совершенные унесли с собой в могилу.

Впрочем, — приглашает Ниэль, — давайте 21 или 22 ию­ня, в день летнего солнцестояния, совершим восхождение на пик Монсегюр. Что мы замечаем, поднявшись на вершину? Прежде всего — пятиугольник замка очень вытянут: по диа­гонали— 54 метра, в ширину—13 метров. Такое впечатле­ние, что его строители сознательно не заботились об укреп­лении замка, так как площадка, на которой располагается крепость, достойна лучшей цитадели. Судя по технике строи­тельства и конструкции, это были опытные зодчие, и не за­метить просчета в защитных качествах крепости они не мог­ли. Значит, на первый план здесь выступало что-то иное...

Теперь давайте спустимся к цитадели, пересечем внутрен­ний двор и поднимемся в башню. Не забывайте, что сегодня день летнего солнцестояния! Вот одна из подставок для луч­ника — можно сесть на любую из них. Какую бы амбразу­ру мы ни выбрали, ей точно соответствует такая же, в про­тивоположной стене. Восходит солнце... В узком отверстии амбразуры появляется краешек огненного светила. Можно подумать, что оно является сюда на свидание в строго оп­ределенный час... То же самое можно наблюдать и через амбразуры северного фасада башни; для этого достаточно сесть на подпоры противоположных стоек для стрелков...

Таким образом, изучая башню, — продолжает Фернан Ниэль, я обнаружил ансамбль из четырех точек для на­блюдения за восходом солнца в день летнего солнцестоя­ния. Естественно, это может случиться только один раз в го­ду... Известно, что для катаров солнце было символом Доб­ра, и я утверждаю: Монсегюр — солнечный храм! В про­тивном случае, почему его стены, двери, окна и амбразуры сориентированы на восход солнца?

...На северо-восточной стене замка Ниэль заметил одну любопытную деталь. Стена длиной в 53 метра образует угол в 176 градусов, хотя ничто не мешает ей быть совершенно прямой. На внешней стороне угла, на каменистой кладке ученый увидел глубокую вертикальную насечку, Четкая прямая линия спускалась с вершины до трети стены и обрывалась. Зачем? Какую роль она выполняла? И тут исследователю помогла его  математика. Его, интересовавали  числовые величины, размеры конструкции замка. Расчеты, позволили ему сделать вывод Монсегюр таил в своей конструкции  только одно – астрономическая обсерватория.

„НЕЗЕМНОЕ СОКРОВИЩЕ"

Что касается таинственных стражей подземелья, чьи але­барды преградили путь спелеологам, о них можно сказать следующее. Вероятнее всего, это были кто-то из Совершен­ных, бежавших из замка в мартовскую ночь 1244 года. Фер­нан Ниэль так комментирует сообщение хроники:

— Думаю, что сокровище, спасенное в ту трагическую ночь, не может быть ни золотом, ни драгоценными камня­ми, то есть сокровищем в обычном смысле слова. Из хроник известно, что все ценности осажденных еще до подхода вой­ска крестоносцев были перенесены в замок Юссон близ ис­панской границы. Несомненно, это было религиозное сок­ровище Совершенных. Священные книги? Драгоценные ре­ликвии? Символы? Неизвестно. Известно только одно: ОНО было спрятано в одном из гротов горы, а гроты в этой мест­ности насчитываются тысячами...

По мнению других ученых, сокровище катар — не что иное, как сказочная, «неземная реликвия», о которой меч­тали в средние века. Это Святой Грааль.

...Легендарная чаша Святого Грааля! Средневековые лето­писцы утверждали, что эта реликвия будто бы наделена многими магическими свойствами. Высеченная из цельного смарагда, она излучала волшебный свет и наделяла своих хранителей бессмертием и вечной молодостью. Якобы она была спрятана в крепости Монсалват под охраной самого бе­зупречного и чистого рыцаря — сказочного Парсифаля, от­ца Лоэнгрина. Якобы после смерти Парсифаля «неземная реликвия» вознеслась на небо...

Специалисты по средневековой литературе установили, ка­кие подлинные факты могли породить эту легенду. В резуль­тате тщательного анализа материалов хроник они пришли к выводу, что легенда о волшебном Граале возникла, по всей вероятности, из смешения восточных и христианских эле­ментов где-то в Испании или на юге Франции в начале XII века (на языке «ок» чаша, сосуд звучит как «грааль»). И вполне возможно, что волшебный замок Монсалват (что означает «солнечный», «утопающий в лучах света») и Мон­сегюр одно и то же. Кстати, в Монсегюр в свое время при­езжал композитор Вагнер, когда он писал музыку к своему «Парсифалю»...

Может быть, в древнем подземелье французские спелео­логи действительно встретили останки стражей легендарно­го Грааля, прикрывавших отход своих товарищей. И быть мо­жет, «неземная реликвия», как величали Грааль средневе­ковые летописцы, не «вознеслась» на небо, а до сих пор лежит где-то на северных склонах Пиренеев, надежно уп­рятанная от жадных рук крестоносцев? Не будучи в этом аб­солютно уверенными, мы не можем не признать, что это вол­нующие совпадения. Как сказал поэт, здесь «легенда впле­тается в историю...». Но в сегодняшнем Лангедоке никто больше не удивляется ни тайнам, ни совпадениям, и это, быть может, одна из самых больших побед Совершенных.