"Meine Ehre Heisst Тгеuе» («Моя честь зовется верностью») – эта надпись украшала пряжки поясных ремней солдат войск СС. Такой ремень носил и автор данной книги, Funker (радист) 5-й дивизии СС «Викинг», одной из самых боевых и заслуженных частей Третьего Рейха.

  Сформированная накануне Великой Отечественной войны, эта дивизия вторглась в СССР в составе группы армий «Юг», воевала под Тернополем и Житомиром, в 1942 году дошла до Грозного, а в начале 44-го чудом вырвалась из Черкасского котла, потеряв при этом больше половины личного состава.

  Самому Гюнтеру Фляйшману «повезло» получить тяжелое ранение еще в Грозном, что спасло его от боев на уничтожение 1943 года и бесславной гибели в окружении. Лишь тогда он наконец осознал, что те, кто развязал захватническую войну против СССР, бросив германскую молодежь в беспощадную бойню Восточного фронта, не имеют чести и не заслуживают верности.

Эта пронзительная книга - жестокий и правдивый рассказ об ужасах войны и погибших Kriegskameraden (боевых товарищах), о кровавых боях и тяжелых потерях, о собственных заблуждениях и запоздалом прозрении, о кошмарной жизни и чудовищной смерти на Восточном фронте.

Когда в 1928 году юный Карл фон Кунов завербовался в Рейхсвер, он не мог даже вообразить финала своей военной карьеры . Срок действия его 12-летнего контракта истекал осенью 39-го - однако демобилизации молодому фельдфебелю пришлось ждать еще долгих пять лет : фон Кунов прошел через четыре фронта, участвовал в Польской и Французской кампаниях, готовился к десанту на Британские острова и воевал против союзников в Западной Европе. Но самыми трудными. Самыми страшными и кровавыми были три года на Восточном фронте. В 1941 году дивизии , в которых ему довелось служить, наступали в Молдавии и проламывали «Линию Сталина» на Украине, в 42-м - рвались на Кавказ и бежали оттуда, в 43-м - истекали кровью на Миуссе и Днепре ... Обо

всем этом, об увиденном и пережитом фон Кунов рассказал в своих уникальных мемуарах, особенно ценных потому, что автор, поднявшийся от комвзвода до командира полка, видел войну и с передовой, и из тыловых штабов, знал и «солдатскую», И «генеральскую» правду и лучше других понимал, чего стоят жизнь и смерть на Восточном фронте .

Эрих Керн вошел на территорию СССР вместе с дивизией «Лейбштандарт «Адольф Гитлер» на третий день войны. Принимал активное участие в боевых действиях на протяжении всей войны, вплоть до своего пленения войсками союзников. Ярый враг большевизма и в тоже время может служить отличным источником «окопной правды» гитлеровских войск.

На сегодняшний день о «пожарной бригаде №1», готовой выполнить ЛЮБОЙ приказ Адольфа Гитлера, написано огромное количество специальных исследований, часто это соединения становится объектом пристального внимания со стороны историков, занимающихся боевой биографией отдельных дивизий СС, оценкой их реального вклада во Второй Мировой войне, не меньше работы проведено и биографами отдельных одиозных фигур в истории Войск СС. В задачу исследования не входит очередное описание, по уже принятой в литературе схеме, которое начинается с истоков и корней СС, сопровождающихся снимками 1920 - 1930-х годов, а затем постепенно переходит в достаточно поверхностное повествование об участии дивизии в боевых делах на разных театрах военных действий. Цель данной  работы - изучение истории эксплуатации бронетехники в составе «Лейбштандарта «Адольф Гитлер» в указанный период и соответственно  акцентировать внимания  на новый взгляд на некоторые боевые эпизоды, избегая типовых штампов, ставших хрестоматийными.

 Вдруг крыша, сделан­ная из листьев бананов, дрогнула, и у ног старика в землю воткнулся вроде бы кирпич. Через мгновение с востока донесся сильный гул. Ста­рик схватился за «кирпич» и... обжег руку. Это был раскаленный слиток золота весом в 22 кг. Один из 155 слитков, которые были рассеяны взрывом, когда на воздух взлетел английский пароход «Форт Стайкин». Позже, узнав, в чем дело, честный сапожник сдал слиток портовым вла­стям. Остальные, к великому удивле­нию властей, найдены не были.

Да что там золотой слиток! Трех­тонный якорь «Форта Стайкина» по­вис на рее судна, стоявшего в ки­лометре от места взрыва...

11 января 1890 г. барк «Марлбороу» с грузом мороженой баранины и шерсти вышел из Литтелтона (Новая Зеландия) и двинулся на другой край света — в Лондон. Всего на бор­ту судна в момент его отплытия было 30 че­ловек — 23 члена экипажа и 7 пассажиров. Командовал парусником капитан Б.Хёрд — типичный «морской волк» с большим опытом дальнего плавания. Путешествие протекало без особых проблем, да и погода явно благо­приятствовала — с самого начала ярко све­тило солнце, ведь южное лето было в самом разгаре. (Лишь незадолго до приближения к южноамериканскому континенту погода ста­ла ухудшаться.) На запрос встречного судна, шедшего из Англии в Новую Зеландию, с «Марлбороу» ответили, что на борту все в по­рядке. 1 апреля барк подошел к западному входу в Магелланов пролив. Здесь, непода­леку от острова Огненная Земля, его и виде­ли в последний раз...

 В морозный декабрьский вечер 1895 года два моло­дых человека, братья Луи и Огюст Люмьеры, прогу­ливались по улицам Пари­жа. На бульваре Капуцинов внимание Огюста привлек ярко освещенный подваль­ный зал. На стене висела вывеска «Гран кафе». У Огюста мелькнула мысль: «Вот то место, где можно показать парижанам первые кинофильмы».

    Братья спустились в кафе и предложили хозяину, мо­сье Борго, сдать зал в аренду, пообещав ему по­ловину кассового сбора. Тот, не надеясь на успех сомнительного мероприя­тия, сказал:

«Я предоставлю в ваше распоряжение зал при усло­вии, что вы будете платить мне по 30 франков еже­дневно».

   На 28 декабря 1895 года был назначен первый плат­ный публичный киносеанс. Входные билеты продава­лись по одному франку. На представление собралось 35 человек.

   Увиденное на экране про­извело на экспансивных па­рижан потрясающее впе­чатление. Зрители, затаив дыхание, удивленно смотре­ли на экран, а в минуты ложной опасности вскакива­ли со своих мест и издава­ли крики отчаяния.

Русские дворяне, и в особенности офицеры, вызывали друг друга по малейшему поводу. Например, наш великий поэт Пушкин участвовал в дуэлях 29 раз, но при этом даже ни разу не был ранен. Единственный раз дуэль с ето участием закончилась кровью - это был тот самый поединок с Дантесом, который убил поэта.  В начале XIX века, пожалуй, не было ни одного дворянина, не участвовавшего в дуэли.

Поначалу российские императоры относились к поединкам резко отрицательно. Однако уже при Александре III и Николае II они были официально разрешены: счита­лось, что поединок способствует подъему боевого духа и офицерской чести.

Считается, что с начала 1800 до 1917 года на дуэлях по­гибло до 10 тысяч человек. Но, вполне вероятно, жертв чести и условностей общества было гораздо больше.

 

«Стук кулаков раздается по че­люстям, пот по телу льется ручья­ми», — описывал схватку древний поэт. Но вот резкий удар в ли­цо — и один из соперников, подло­мившись, рухнул на землю. Поэт  эпически спокойно продолжает рассказывать, как «его усердные други, представши, с поприща в стан повели, по земле волочащего ноги, кровь извергавшего ртом и бросавшего голову набок; в омрак он впал». Победителю тут же вручили пальмовую ветвь. В последний день олимпийских празднеств — а они продолжались пять суток — его должны были также увенчать олив­ковым венком со священной мас­лины. И вот герольд зычно и тор­жественно объявил взбудоражен­ным толпам: «Победил Пифагор из Кротона, сын Мнесарха из Самоса!»

Первые регистрационные знаки представляли собой табличку с простым порядковым номером, вы­даваемую городскими властями. Помещали ее на самом видном ме­сте машины. Но вот в 1901 году берлинский коммерсант Рудольф Гертцог нежданно-негаданно выс­тупил в необычной для себя роли новатора. Желая угодить своей молодой жене Иоганне Анкер, он начертал на знаке только что куп­ленного авто ее инициалы. Так по­явился первый в мире комбиниро­ванный индекс 1А-1 (рис. 1). И эти буквы стали традиционными для берлин­ских машин! Впоследствии буквен­ным кодом стали обозначать город или местность, где автомобиль про­писан.